Теперь, когда Джейс стал главой Института, именно ему предстояло раздавать указания сумеречным охотникам и отчитываться перед Конклавом за их действия. Алек не испытывал ни зависти, ни обиды - только недоумение. Его с детства готовили к этой должности, и вот уже второй раз за месяц перспектива стать главой Института от него так внезапно ускользнула. К счастью, Алек был не из тех, кто гонится за властью и страдает от ее отсутствия, так что он быстро переключился на то, что умел делать лучше всего, - на охоту.

За всей этой суетой с Валентином, его детьми и многочисленными представителями Нижнего мира, готовыми в любой момент предать Соглашение с Конклавом, сумеречные охотники отвлеклись от основной своей обязанности - защищать примитивных от демонов. Почувствовав, что охотникам сейчас не до них, демоны стали куда активнее, чем обычно, но очень зря: это был лишь вопрос времени, когда охотники вернулись бы к привычным делам. Как ни крути, а мир не вертелся вокруг Клэри и ее родни, - даже если кто-то и считал иначе.

Алек предложил сестре присоединиться, но не стал согласовывать миссию с Джейсом. Если раньше троица выбиралась на несанкционированные миссии вместе, а Алек прикрывал их перед Конклавом, то как будет действовать Джейс на позиции главы Института, еще не было ясно. По крайней мере, когда Имоджен предложила чипировать всю нежить, Джейс к ней прислушался. Возможно, Имоджен и обрела внука, о котором мечтала, но Алек подозревал, что они с Иззи из-за всего произошедшего потеряли брата. Потеря была бы более ощутимой, если бы не было чем заняться. К счастью, времени на рефлексию у Лайтвудов не было.

На самом деле Алек был даже рад тому, что они с Иззи хотя бы сейчас могли остаться наедине. Раньше они часто общались по душам, делились своими мыслями, идеями, мечтами, но теперь все сложнее было уделять время друг другу. У Иззи был неприятный реабилитационный период после избавления от влияния вампирского яда, а у Алека - непрерывная череда проблем то с Моргенштернами, то с Магнусом, а уж после того трюка с обменом тел, который провернул Азазель, Лайтвуд смертельно устал извиняться перед Магнусм.

То ли любовь - это не то, о чем пишут в книжках и про что снимают фильмы, то ли любить - это вовсе не значит узнавать своего партнера в величайшем злодее своего времени. Алек не хотел думать о том, почему он не стал прислушиваться к словам Магнуса, когда тот был в теле Валентина. Он избегал этих мыслей, потому что боялся столкнуться с истиной: пожалуй, он бы смирился, если бы Магнуса казнили, приняв его за Валентина. И дело было не в отсутствии симпатии или даже влюбленности. Дело было в том, что Магнус нарушал душевное равновесие Алека, он был причиной того глупого поступка на свадьбе, он был тем, кого все, кому не лень, припоминали при разговоре, чтобы лишний раз упрекнуть в чем-нибудь Лайтвуда. Он был его слабостью - разве не проще было бы распрощаться с этой слабостью и оставить все позади? Алек гнал от себя эти мрачные мысли, но не мог не признать: он ведь поспособствовал казни Магнуса, и если бы не внезапное появление Валентина, то произошло бы непоправимое. Может быть, Алек не смог бы смотреться в зеркало, а может, он не смог бы смотреть в глаза друзьям. Но ведь его родителям совесть не мешала изображать благочинность и верность Идрису, несмотря на участие в Круге Валентина. Может быть, лицемерие было у Лайтвудов в крови?

- Я видел его дело, этот демон не похож на одиночку, - сказал Алек, заворачивая на улицу, где в последний раз видели демона. - Если нам повезет, то мы сможем вычислить и его приятелей. Давай проследим за ним, когда он выйдет, - он посмотрел на Иззи и положил ладонь ей на плечо. - Ты как себя чувствуешь? Справишься?